"Талант скрипача"

…Талант скрипача, подаренный мне Небом, в эту ночь снова заиграл всеми своими отшлифованными за годы усердной работы гранями. Как и вчера, как завтра, как всегда.

Я стоял на узком балконе, чьи карнизы сплошь украшали мелкие цветы, свисающие вниз из больших кашпо и опутавшие своими гибкими стеблями металлические прутья. Сейчас, ночью, в это «глухое» время, когда даже последние гуляки разошлись по домам, а улицы затихли, укрытые одеялом ночной тиши и дремоты, разноцветные цветочные бутоны закрылись. Как волшебные шкатулочки, что открываются лишь тогда, когда на них падает первый рассветный луч.

Заглянув в комнату, что находилась за стеклянной дверью балкона, я удостоверился в том, что не ошибся. На кровати сидела кудрявая девочка в светлой пижаме. Наверное, девчушка никак не могла заснуть. Кто знает, отчего? Может, она боялась темноты? Или того, кто мог прятаться в самом тёмном углу комнаты?

Перехватив поудобнее скрипку, я провёл смычком по струнам, извлекая на свет звук. И мелодия полилась из-под пальцев как мелкий летний дождь, как звёздная пыль, кружащаяся в затейливом вальсе среди далёких галактик, как густой снег в волшебную новогоднюю ночь, как закатные лучи…

Музыка – удивительная вещь по своей природе вдвойне удивительная, если ты сам создаёшь её.

Девочка в комнате, видимо, заметила меня, стоящего на оплетённом цветами балконе и медленно поднялась на ноги. Словно бы я был аквариумной рыбкой, которую она боялась спугнуть.

Не дав ей времени на то, чтобы слезть с кровати и отворить стеклянную дверь, я заиграл другую мелодию, замысловатую как завитки цветов на балконе и тихую как стрекотание сверчка. От этой музыки Кудряшку тут же начало клонить в сон, и она, позабыв о странном ночном скрипаче, улеглась в постель. Теперь мой маленький слушатель, проснувшись поутру, будет считать, что я и моя музыка – всего лишь сон. Но она запомнит молчаливого гостя, игравшего для неё волшебную музыку….

А я всё играл и играл, до самого рассвета, как всегда. Играл до тех пор, пока первый жаворонок не уселся на раму чердачного окна. Что ж, вот и смена прибыла. А я появлюсь снова. Следующей ночью за окном комнаты того ребёнка, которому почему-то не спится в этот час звёзд и сверчков…

"Ангел Музыки"

Фанфикшен по произведению "Призрак Оперы" (Г.Леру). 

Сидя на каменном полу, я механически перебирал осколки разбитого зеркала. Некогда цельная гладкая поверхность сейчас на тысячи мелких кусочков, всё ещё продолжающих отражать в своих холодных недрах моё уродство. Впрочем, зеркало не было виновато, оно всего лишь отражало то, что видело перед собой. Я взглянул на лежащий на полу подсвечник, которым полчаса назад разрушил последнее зеркало в доме. Зря я так. Оно ни в чём не виновато.

Кристина, Кристина…

Это ты, ты научила мои глаза плакать!

Перебирая осколки последнего зеркала, я безучастно глядел, как на холодную амальгаму капают по одной красные капли. Надо же, я ещё жив.

Кристина, Кристина…

Не желая запачкать белоснежные клавиши органа, я ополоснул кровоточащие пальцы в ледяной воде подземного озера, после чего уселся за инструмент. «Торжествующий Дон Хуан»…

Я пробегал саднящими пальцами по клавишам, извлекая из металлических труб новые и новые звуки, ноты и аккорды. Раньше, стоило мне лишь прикоснуться к какому-нибудь музыкальному инструменту…

Кристина, Кристина…

…как из моей головы со страшным, больше похожим на искажённый череп, лицом, улетучивались все горестные мысли.

Например, в тот день, когда я, поздравив мою бедную мать с Рождеством, наивно попытался поцеловать её, а она отвернулась и швырнула мне мою маску. Хоть это случалось уже не в первый раз, но в тот момент я расстроился до слёз, стоял посреди разряженной к празднику комнаты и плакал. Без рыданий, как всегда. Я уже даже не спрашивал у матери «За что?». За моё лицо, за мои жуткие глаза мертвеца со слезами живого человека в них.

Потом я повернулся к матери спиной, набросил на плечи пальто, а шею и лицо до самых глаз обмотал длинным белым шарфом. Конечно, этот шарф был куплен у женщины, державшей небольшой магазинчик одежды на углу улицы. Моя бедная мать никогда не вязала мне ни шарфов, ни варежек, как делали это другие матери свои детям, сидя вечерами у каминов.

Надев в тот день шарф, я вышел из дому. На улице было хорошо. Шёл снег, густой молочно-белой пеленой скрывавший от моих глаз шпили далёкой часовни. Но перезвон колоколов донёсся до моих ушей отчётливо.

Я брёл по каким-то узким улочкам, сам не зная, куда. Что хотел отыскать? Но всё же я нашёл то, что хотел. В одном тупичке, под горящим кованым фонарём одиноко стояло пианино со свежей шапкой снега на крышке. Да, стояло прямо на улице, представляете?

Немного опешив от увиденного, я огляделся по сторонам в поисках хозяина инструмента, но переулок был тих и пуст. Только несколько окон окружающих домов были озарены тёплыми огнями ламп. И глядя на эти окна, я вдруг почувствовал такой острый приступ одиночества, что представить нельзя. В глазах снова защипало, а в горло будто вогнали винную пробку. Тогда я, не дав себе снова заплакать, осторожно поднял обшарпанную крышку пианино и провёл замерзши пальцами по чёрно-белым клавишам, нажал на одну, на другую и заиграл. Весь вид инструмента говорил о том, что он стоит здесь уже не первый месяц, но поистине удивительным было то, что звучание осталось практически идеальным, без единой фальшивой ноты. Я играл и всё думал, как же такое возможно?

Вдруг над самой моей головой раздался скрип несмазанных оконных петель. Я быстро отпрыгнул от пианино и задрал голову. Окно второго этажа было распахнуто настежь, и оттуда, придерживая скрипучую раму рукой, выглядывала девчушка лет пяти. Уж не знаю, как ей удалось совладать с оконными задвижками.

- Ты кто? – спросила девочка, с интересом меня рассматривая.

Я не сообразил, что же мне ответить, только натянул шарф повыше, до глаз.

-Сью, немедленно закрой окно! – раздался строгий и встревоженный женский голос – Зачем ты его открыла? Ты же можешь простыть!

- Извини, мне пора, - сказала девчушка, отряхивая с тёмных волос комочки снега.

Окно со скрипом закрылось.

И вот сейчас, спустя много лет, я сидел за органом и играл, играл, играл. Играл, вымещая в «Дон Хуане» всю свою боль, отчаяние, обиду, тяжесть, пустоту.

Кристина, Кристина…

Не знаю, сколько времени я играл. Наверное, очень долго, потому что пальцы уже начинало сводить. Сколько же часов прошло? Впрочем, это не так важно.

Ужасно хотелось спать.

Войдя в комнату в стиле Луи-Филиппа…

Кристина, Кристина…

…я упал на диван. Жутко хотелось спать, но сон Морфей всё не спешил ко мне. Временами мне казалось, что я вот-вот провалюсь в чёрные воды ночного забытья, но, увы.

Кристина, Кристина…

Мой ангел.

Вдруг я резко распахнул глаза, сорвал маску и, задыхаясь от внезапно накатившего ледяного ужаса, схватился за горло. Свечи в канделябрах почти догорели, и в комнате в стиле Луи-Филиппа царил густой полумрак.

Сказать по правде, в ту секунду мне показалось, что я больше не смогу вздохнуть. Трясясь от нервной дрожи, я подошёл к органу.

Кристина, Кристина…

…Только не так. Что угодно, что угодно, только не забирай, Боже, мою Музыку. Я был рождён без лица, потерял любимую, голос…

Я пытался, пытался играть до следующей ночи. Кисти рук ломило так, словно их прострелили из лука, но я всё ещё не прекращал попыток.

Мой «Дон Хуан», «Торжествующий Дон Хуан»…

Не могу играть. Боже, я больше не могу играть!

В бессильной ярости я вышел на берег подземного озера, размахнулся посильнее и запустил папку со свои творением в ледяную воду. Раздался короткий всплеск. Это утонула папка. А нотные записи, покружив несколько секунд в воздухе, коснулись воды и тоже пошли ко дну.

Кристина, Кристина…

Уж не знаю, как и где мне удалось найти силы жить дальше. Хотя, наверное, я и не жил, а просто был, существовал. Мне было как-то всё равно.

Кристина, Кристина…

Шли дни, складываясь в недели, и я начал замечать за собой кое-что. Мой мозг больше не мог сочинить ни одной мелодии. Да что там! Даже одного-единственного такта. И это убивало меня даже больше, чем уход Кристины с этим виконтом в обнимку.

Сидя в комнате и откинувшись на спинку кресла, я размышлял о том, что же теперь? Я лишился последнего – моей Музыки. И эта потеря была самой ужасной за всю мою жизнь. Кристина, казалось, забрала с собой всю мою способность создавать и чувствовать мелодии. Кристина! Прощу всё, всё, только верни мне её! Прошу тебя, верни!

Но никто не отвечал на мои мысленные мольбы, просьбы и страшные угрозы. Тишина.

И вдруг мои горькие размышления прервались, потому что я абсолютно чётко осознал, что нахожусь в комнате не один.

- Это ты, «дарога»? – не отрывая неподвижного взора от потолка, спросил я, но ответа не последовало.

Я выпрямился и огляделся, но никого не увидел. Однако ощущение чьего-то присутствия осталось.

- Кто здесь?

На мои плечи вдруг опустились чьи-то маленькие руки. Я вздрогнул и обернулся.

Позади, перегнувшись через подлокотник кресла в стиле Луи-Филиппа, стоял какой-то человек, чьего лица мне разглядеть не удавалось.

- Вы кто такой?

Незваный гость молчал, только обошел меня кругом, шурша плащом.

- Что Вы забыли в моём доме?

Странно, но я даже не вышел из себя, не был зол на молчаливого гостя, невесть как проникшего в мой дом. А человек в плаще меж тем, взял меня за руку и настойчиво потянул к органу. Я подчинился.

Вот так, в полном безмолвии, он осторожно усадил  меня за инструмент, а сам принялся что-то наигрывать.

Незваный таинственный гость играл так легко, но в то же время с такой вселенской мощью, что мне ничего не оставалось, кроме как восхищаться. Музыка лилась из труб, подчиняясь его пальцам, малейшим касаниям и невесомым прикосновениям.

Вдруг, сам не понимая, что делаю, я начал подыгрывать ему. Так мы и играли. В четыре руки с неизвестным гостем.

- Кто Вы такой? – вскричал я, когда человек, поплотнее запахнув плащ, направился к выходу.

Гость остановился, смерил меня взглядом, улыбнулся и медленно стянул с головы глубокий капюшон. Увидев лицо неизвестного, я так и сел от удивления. Это была та самая девочка, что много лет назад высунулась из окна со скрипучей рамой…

- Я - твой Ангел Музыки, Эрик…

"Не прикасайтесь ко мне. Я - Красная Смерть".

От автора: посвящается самому известному посетителю ложи №5 парижской Гранд Оперы...Спасибо, Эрик. 

Маскарад – очередной парад лжи в огромном фойе парижской Гранд Оперы. Нарядные камзолы, блестящие платья, парики, маски, ни одного открытого лица. Огромная люстра заливает ярким светом украшенные изысканной лепниной стены, натёртый пол и десятки людей, беседующих друг с другом, смеющихся или танцующих. 
Маскарад – очередной парад вымышленных образов и развесёлых от вина служанок и статистов. Проходя мимо, я слышал их заливистый, неестественно громкий смех и скабрезные шутки. 
Во всём здании кипело праздничное веселье. Да, люди, чьи лица скрывают маски, веселятся от души, не страшась, что кто-нибудь узнает их. Они могут творить или прекрасные, или мерзкие вещи на этом празднестве лживых личин, и никто никогда не узнает об этом. 
Ах, если бы они знали, что это за счастье – иметь лицо, они никогда не стали бы скрывать его за изукрашенными блёстками и перьями масками. Если бы они только знали!..
-…Глядите!
- Вот это да!
- Кто это? 
- Monsieur, позвольте спросить, где, у какого искуснейшего мастера Вы изготовили эту замечательную маску? 
- …Надпись на манто…
- «Не прикасайтесь ко мне. Я – Красная Смерть»!
- Жуть.
Восхищённые восклицания и перешёптывания доносились до меня со всех сторон. Артисты, корифейки, «закрывальщики дверей», служанки, статисты, оркестранты – все расступались передо мной. Из комического суеверного страха они все как один внимали надписи, вышитой золотыми нитками на красном бархате моего манто. «Не прикасайтесь ко мне. Я – Красная Смерть». 
Никто и не пытался дотронуться до меня. Никто, кроме того мальчишки-осветителя сцены, которого я всего лишь схватил за запястье, а тот с ужасом, написанном на лице, убежал прочь, осыпаемый насмешками товарищей. 
Кристина, Кристина, где же ты? Неужели ты посмела спрятать от меня, своего Маэстро, лицо? Ну же, покажись мне, Ангел. Ангел, принадлежащий только мне…
Вокруг меня уже собрались разряженные участники маскарада. Одни с восхищением разглядывали маску, что красовалась у меня на лице. На том, что у меня вместо лица. Другие хвалили шляпу с пером…
Не прикасайтесь ко мне. Я – Красная Смерть. 
До Красной Смерти может дотронуться лишь мой Ангел – Кристина. Дотронуться и остаться живой и столь же прекрасной. Кристина, где же ты? 
Ах, если бы они только знали, что это за счастье – иметь лицо, своё собственное, нормальное лицо!..