"Манеж"

От автора: Я всегда говорила: «Не люблю цирк из-за того, что там жестоко обращаются с животными». Враньё. Наглое враньё. Я видела закулисье многих цирков и, скажу тебе, Читатель, это неправда. Жестокое обращение с животными в цирках — это как раз-таки исключение из правил. А я цирк люблю. Но, приходя туда, испытываю зависть к артистам. Да, зависть. Потому что мне с раннего детства хотелось стать эдаким Эмилем Кио в юбке. Показывать замысловатые фокусы, выходя на манеж. Или поступить в ГИТИС на кафедру режиссуры цирка… Увы, не судьба. У меня ДЦП, третья группа инвалидности. Моя мечта выступать в цирке накрылась, как говорится, медным тазом. Поэтому я придумала себе свой собственный цирк внутри музыкальной шкатулки…

Яркий свет прожекторов, заливший манеж и весь зал до самой крыши, сливается с громом аплодисментов. Ещё раз оглядываю зрительские ряды, всматриваюсь в лица, улыбаюсь и пытаюсь привести в норму сбивчивое дыхание. Не получается. Невозможно быть спокойным, когда ты счастлив. Ко мне подбегает маленькая рыжеволосая девочка с плетёной корзинкой, наполненной сиренью. Девчушка с сотней граммов веснушек на лице, только что бойко преодолевшая барьер, подбегает к каждому, стоящему на манеже. И артистам, и униформе, и шпрехшталмейстеру. Последний подхватывает девочку, выходит в центр манежа, воздев свободную руку вверх. Публика награждает аплодисментами и Рыженькую.

Едва оказавшись за кулисами, я присаживаюсь на ближайший стул и обмахиваюсь найденной тут же газетой. Усталость, всё ещё гремящая в ушах музыка, духота, гул публики и счастье. То, которое может подарить лишь любимое дело, овация, признание...

За дверями гардеробных гудят приглушённые голоса артистов, где-то поют под гитару и саксофон. Я выбираюсь из гримёрной в коридор уже без грима и в своём обычном облачении. Костюм остался на вешалке. Иду в фойе, посмотреть, что там делается.

Не все зрители ещё разошлись по домам. Кто-то покупает сувениры, кто-то ждёт товарищей, кто-то фотографируется на память. А у стены с афишами и плакатами стоит длинноволосый мальчик, так и притягивающий взгляд не только необычной внешностью, но и своей неподвижностью, которая выделяет его среди снующей публики. Он долго рассматривал фотографии, дотрагивался до некоторых, словно бы рассказывал им какой-то секрет.

Я бродил по зданию цирка ещё довольно долго. В пустом фойе первого этажа хлопнула дверь, а в зале погасили свет. Почему-то мне нравится приходить иногда в пустой зал, на безмолвный манеж, присесть на барьер и рассматривать во мраке, слегка рассеиваемом одним-единственным дежурным светильником, силуэты огромных цветов, которыми кажутся по ночам софиты со створками. Послушать слабый шорох под сиденьями. Там снуёт Тайна, убежавшая на ночь от фокусников.

Но сегодня я оказался в зале не один. Посреди полутёмного манежа стоял тот самый мальчик, которого я заметил в фойе. Он так долго рассматривал фотографии...

А теперь он здесь. В пустом зале. Стоит посреди манежа и показывает невидимым зрителям старый фокус с палочкой, превращающейся в два цветастых лоскутка. Фокусы с картами. С прозрачными шарами, которые катались по мальчику как примагниченные до тех пор, пока он не подбрасывал из в воздух и не жонглировал ими.

Странно. Я в первый раз вижу этого мальчика. Он не из нашей труппы да и среди студийцев мне не доводилось его видеть. Такую внешность, как у него, трудно не приметить. Тёмные волосы и белая кожа, чёрные глаза, высокий рост...

Не двигаясь с места, неизвестный черноглазый мальчик продолжал жонглировать несколькими мячиками, образуя из них какую-то сложную комбинацию.

Поклон невидимым зрителям, беззвучное шевеление губ, залитая слезами улыбка. Мальчик вдруг подошёл к краю манежа. Подошёл, сильно припадая на правую ногу, и с отвращением отшвырнул прочь свою трость. Неизвестный маленький жонглёр осел на пол и, положив голову на сложенные на барьере руки, тихо разрыдался.

Я наблюдал за тем, чего никто не должен был увидеть. Здесь, в пустом зале, был только этот мальчик, чья мечта разбилась, едва столкнувшись с реальностью. А он всё равно хранил её. Пусть покрытую трещинами и припорошенную сожалениями, латанную, но всё ещё любимую.

Знаете, мне приходилось видеть артистов, сходящих с манежа по тем или иным причинам. Это ужасное зрелище. Их тянет, тянет снова выйти на манеж, вновь увидеть публику, услышать аплодисменты.

Но сегодня я впервые увидел того, кто попросту не смог ступить в этот сверкающий круг в тринадцать метров. Того, кто так мечтал об этом, но увы. Каково это - грезить о том, чему никогда не суждено сбыться? Каково видеть блестящие прожекторами, шумные сны, а потом просыпаться перед рассветом и проглатывать слёзы, которых никто не должен заметить? Каково испытывать чувство зависти, приходя сюда и глядя на артистов?

Я живо представил себе, как этот мальчик старательно и упорно учиться жонглировать, стоя посреди своей комнаты и плотно закрыв дверь, чтобы никто не увидел случайно его упражнений. Как он смотрит из окна на раскинувшиеся в летних полях цветастый шатры цирков-шапито. Как подходит к ним поближе, сильно припадая на правую ногу. Приходит, чтобы всего на секунду вообразить себя артистом, фокусником и волшебником. И как потом возвращается домой, быть может, смущаясь своей минутной слабости, повинуясь которой он и пошёл к шатру. Или зданию цирка, которое по форме напоминает гигантскую банку с чудесами.

Когда мальчик с усилием, закусив от боли в правой ноге губу, встал и поднял свою трость, я хотел окликнуть его. Он перелез через барьер и вышел вон из зала. Я попытался позвать мальчика, но не стал. Зачем? Что я могу сказать ему? Мои слова вряд ли его утешат, только сделают ему ещё больнее.

И я остался стоять в проходе. Не спешил уходить домой. Мне всё думалось, как же так получается? Каково это, время от времени навещать мечту, пусть и потрескавшуюся, вымытую в слезах и отшлифованную сожалениями, но всё ещё любимую, ожидающую на бортике циркового манежа?..

"Генри О`Нил"

Тот день, когда в аудиторию, где расположился наш литературный кружок, вошёл этот парень в бежевой рубашке, ознаменовался крупным скандалом. Скромный новичок уселся за стол позади всех, хотя из-за высокого роста при всём желании не сумел бы спрятаться за нашими спинами. Он был виден отовсюду как жираф. Наверное, новенький - баскетболист, воспылавший страстью к литературному творчеству. Свои черновики, написанные кривоватым почерком он, наверняка, прячет под матрасом или в ящике стола, скрывая творческие позывы от родственников, друзей и коллег, как нечто постыдное, не свойственное ему.  
Мои братья и сёстры по литературе с самого утра горячо обсуждали нового успешного писателя, чьи книги не так давно увидели свет, но имя их автора уже знал весь город, а следом, вероятно, узнает и весь Мир. Генри О`Нил ворвался в литературные круги подобно крепостному тарану. 
В разговорах этих то и дело проскальзывали нотки зависти. Ещё бы! Всем нам хотелось покорить те вершины, до которых добрался Генри О`Нил. 
- Добрый вечер! - громогласно произнёс Ришар, распахнув двустворчатую дверь.
Он прошёл по аудитории и едва заметно кивнул тому скромному писателю-баскетболисту, которого я про себя прозвал Осторожно-Люстра. 
- Дорогие мои, - продолжал Ришар - Сегодня у нас гость. По праву новоприбывшего давайте предоставим ему возможность первым прочесть этюд, который он набросал к нашему занятию. Ему это показалось забавным...
Осторожно-Люстра, смущённо улыбаясь, поднялся со своего места и прошёл к трибуне, держа в руках несколько листков бумаги, исписанных с обеих сторон. Почерк, вопреки моим ожиданиям, у  него был ровный, не мелкий, не крупный - самое то для чтения. Новичок встал за трибуну, бегло осмотрел листы, проверяя, все ли в порядке, поздоровался с нами и начал чтение. 
Непонятно, что же забыл здесь этот человек? Ему не место среди нас, на курсах молодых писателей. Если только в качестве преподавателя. Он давно перерос нас в плане литературного мастерства. Он мог бы соперничать с самим О`Нилом, и далеко не факт, что новоиспечённая знаменитость литературных поприщ оказалась бы впереди. 
Герои, сюжет, конфликт, язык изложения, приятный голос...
Ещё и молодого человека был какой-то странный акцент, который, кстати, ничуть не портил его речи. Наоборот, придавал голосу необычность, "изюминку". Некоторые слова он выговаривал будто бы с усилием, словно они царапали ему горло, как ангина. К сожалению, я с запозданием понял, в чём тут дело. Хотя если бы и понял, вряд ли смог бы помочь чтецу. 
То ли новичок забылся про написании текста, то ли забыл, что его нужно будет прочесть вслух, но он не заметил этого слова, вклинившегося в предложение так, что уже нельзя было вырвать его оттуда без ущерба для повествования. 
- ...Как только шоссе миновал г`еф...г`ефг`е...
Группа терпеливо ждала. Новичок прикусил нижнюю губу в растерянности. 
-...г`ефг`еже...
Осторожно-Люстра не выговаривал звук "р". Совсем. Он картавил почище любого француза. 
-...грузовой холодильник...
- Рефрижератор? - подсказал я. 
- Да! - несмотря на своё отчаянное положение, новичок улыбнулся. 
Он быстро оглядел аудиторию, по которой чуть ли не осязаемо летали смешки и злобные шуточки. Мерзкое поведение. 
Смущённый писатель понял, что над ним смеются, но обиды не выказал. 
- Итак, - Ришар кашлянул - Что скажете? 
Каждого из учащихся литературного кружка, после прочтения своего произведения, ждал, так называемый, разбор полётов. Слушатели должны были высказать своё мнение о том или ином тексте. Что хорошо, а что нужно подправить, что добавить, а что вычеркнуть. 
- Это ужасно! - громко заявил Экли, недовольный всегда и всем, в том числе и собственными работами. А уж как он любил разносить в пух и прах другие! Он был совершенно необъективным и неконструктивным критиком, но мы никогда не принимали его слова близко к сердцу и ушам, поэтому не обижались. Мы, но не новенький. Он молча слушал гневные выпады Экли, слушал, злясь и прикусив губу. И мне вдруг стало так обидно за него! 
- Ты закончил, Экли? Дай высказаться другим! - вырвалось из меня. 
Но оппонент новичка и не думал помалкивать и прекращать свою, как всегда необоснованную тираду.
- ...Ты бы говорить нормально научился! - процедил он, явно довольный тем, что задел свою "жертву" за больное место - "г`ефг`е...". Какой же ты писатель, раз говорить толком не умеешь?! Вот Генри О`Нил!..
Новичок в бежевой рубашке собрал листки с текстом, в упор посмотрел на Экли. А затем, с усилием выговорив звук "р", произнёс: 
- Я и есть Генри О`Нил. 

FIN.   

"Свадьба на Ките в Бескрайнем Океане"

Миновав поросль стоячих водорослей на окраине города, я подошёл к краю, улёгся на живот и стал смотреть на медленно двигающийся в толще воды плавник. Вверх-вниз, вверх-вниз...Кит чинно плыл, рассекая солёную океанскую воду. А город перемещался вместе с ним. Именно из-за постоянного передвижения Китов у нашей планеты нет точной карты. Да и как её составить, если сегодня Киты в одном месте, а завтра - совсем в другом. Каждый день морской пейзаж, открывающийся с округлых боков Кита, с наших окраин, меняется. Это только невежественному или неискушённому человеку покажется, что марина всегда одинакова - небо, тонны воды, разлитые когда-то под линией горизонта.
Я глубоко вдохнул запах соли, леса, воды и цветов, которых в этом месяце просто прорва. Небесные чернила, капая с вечереющего неба, медленно расплывались в воде. Кит вскоре остановился на поле океанских звёзд, которые ночами отражаются в небе. А может, и наоборот.
Киты нашей планеты, киты-страны, киты-города, есть даже кит-материк. Они никогда не погружаются в воду и живут многие тысячи лет, перевозя на своих титанических спинах жителей, их дома, их радости, их проблемы по бескрайним океанам.
За миллионы лет мы стали друзьями Китов, излечивая их, предупреждая, примиряя. Да, примиряя их между собой. Ведь у Китов тоже есть поводы повздорить.

Возвращаясь домой, я ещё раз прошёл через арку из белых цветов, аллею, облюбованную светляками, согнал с ярких лент несколько чернушек. Ведь назавтра всё должно быть идеально. Завтра праздник. Завтра я женюсь.
Как же мне довелось вымотаться за эти дни, а? Особенно за сегодняшний. Нужно сделать это, привезти то, собрать то-то, переставить туда-то. И так до бесконечности. Да ещё и кольца. Мне и моей невесте Джун уже несколько недель никак не могли изготовить обручальные кольца.
- Кит быстрее проплывёт Бескрайний Океан, чем Вы сделаете эти кольца! - ругался я с мастером.
Но теперь два блестящих колечка, спрятанные в футляр из непрозрачного синего стекла, были у меня в руке. По приходу домой я спрятал стеклянную коробочку в белый пиджак, который должен был надеть назавтра.

А с утра, едва показалось ещё заспанно-розовое Солнце и зашевелился Кит, я, все мои друзья и родственники уже были на ногах. Такая же кутерьма творилась и вокруг невесты. Ещё бы! Нужно было ещё протереть десятки столовых приборов, расставить их, поправить гирлянды, привести себя в торжественный вид, дождаться музыкантов, добраться до места церемонии, встретить некоторых гостей, которые прибыли с другого Кита. А уж сколько мелочей нужно учесть! Да и волнение ещё никто не отменял.
Наконец, когда всё было улажено, я с двумя своими давними друзьями вышел из дома, на ходу надевая белый пиджак. Но стоило мне просунуть руку в один рукав с блестящими металлическими пуговицами, как я почувствовал сильный рывок. Инстинктивно, стараясь удержать равновесие и не упасть на идущих рядом друзей, я выскользнули из полунадетого пиджака. Это произошло едва ли за секунду. Настолько быстро, что ни Альгъерро, ни Жандер, ни я не успели ничего сообразить. А грабитель в это время уже во весь опор мчал над дорогой на своём воздушном мотоцикле.
- Там, в кармане, кольца! - ахнул Жандер, хлопнув себя по лбу.
Я мрачно кивнул, вскочил на свой, благо припаркованный у дома, воздушный мотоцикл - самый распространённый транспорт в Бескрайнем Океане. Друзья ещё возились со своими машинами, а мне уже мешал дышать встречный, пропитанный солью, ветер. Он заставлял глаза слезиться и завывал в ушах.
Нагнав грабителя я на неимоверной скорости погнался за ним над кварталами и лесом. Мы нарушили, наверное, все скоростные ограничения, едва не разбились об афишную тумбу на площади Сатурна... Но упустить вора было никак нельзя.
- Попался! - торжествующе закричал я, поравнявшись с ним.
Грабитель оглянулся через плечо и резко вильнул в сторону, отчего его воздушный мотоцикл занесло и, чтобы справиться с управлением, ему пришлось бросить мой пиджак в воду, на самый край Китового плавника, схватиться за руль двумя руками и поспешно скрыться.
Победоносно вскинув вверх сжатый кулак и приземлившись, я вернул себе пиджак и тут же проверил наличие в нём колец. Их не было. Глаза мои быстро оглядели окрестную часть Кита. Ничего. Пошарив рукой в траве, я не нашёл даже осколков футляра. Обежал окрест, осмотрел китовий бок. Ничего. Так и знал. Кольца, должно быть, уже на полпути к океанскому дну. Удручённый и несчастный, я ещё раз огляделся с тайной надеждой. Да вот же он, футлярчик! Лежит, мерцая, на плавнике Кита. Мне удалось, хоть и замочив брюки до колен, достать коробочку из непрозрачного стекла.
- Спасибо, Кит. Спасибо, что поймал.
Я ласково погладил его по плавнику, хотя вряд ли эта многовековая громадина что-то почувствовала.

На церемонию мы прибыли даже раньше времени. Даже успели просушить мой насквозь мокрый пиджак.
Быстро собирались гости. Тётушку нужно было посадить подальше от цветочной арки, чтобы у неё не обострилась аллергия, маленького племянника Джун поближе к его друзьям, родителей по обе сторону от молодожёнов... Сказать честно, так я нервничал. Вскоре заиграла музыка и под аркой из цветов появилась моя милая Джун в таком же белом, как и мой костюм, платье и с забранными на затылок кудряшками. С букетом в руках. При виде её у меня из головы на секунду вылетели слова клятвы, которую мы должны были в унисон произнести.
-...Клянусь в здравии и в болезни, в богатстве и в бедности...
И казалось, что ничего экстраординарного уже не может произойти. Однако, когда дело дошло до обмена кольцами, я раскрыл футляр и обмер. Джун, заметив, как её возлюбленный переменился в лице, тоже заглянула в открытую коробочку. Потом взглянула на меня. Так мы и стояли друг напротив друга, не произнося ни слова.
- Прошу вас обменяться кольцами, - повторил священник после нескольких минут тишины.
А колец-то нет!
Вместо них в футлярчике сидело двое маленьких крабов в витых раковинах. Я заметил, что Джун едва сдерживает весёлый смех, тотчас передавшийся и мне. Что ж, раз колец нет, раз они утонули в океане...
Я осторожно взял краба за раковину и усадил его на безымянный палец невесты. Она, в свою очередь, сделала то же самое, пристроив второго краба на моём пальце. Членистоногие будто поняли важность момента и в первые минуты не пытались сбежать. Священник, увидев такое необычайное обручение, рассеянно кашлянул.
- Кхм...можно и так, крабами. Почему бы и нет?
Вскоре мы выпустили наши "кольца" на волю, которые тут же бодро поползли куда-то по своим крабьим делам.

Мы глубоко вдохнули запах соли, леса, воды и цветов, которых в этом месяце просто прорва. Небесные чернила, капая с вечереющего неба, медленно расплывались в воде. Кит вскоре остановился на поле океанских звёзд, которые ночами отражаются в небе. А может, и наоборот.