"Ангел Музыки"

Фанфикшен по произведению "Призрак Оперы" (Г.Леру). 

Сидя на каменном полу, я механически перебирал осколки разбитого зеркала. Некогда цельная гладкая поверхность сейчас на тысячи мелких кусочков, всё ещё продолжающих отражать в своих холодных недрах моё уродство. Впрочем, зеркало не было виновато, оно всего лишь отражало то, что видело перед собой. Я взглянул на лежащий на полу подсвечник, которым полчаса назад разрушил последнее зеркало в доме. Зря я так. Оно ни в чём не виновато.

Кристина, Кристина…

Это ты, ты научила мои глаза плакать!

Перебирая осколки последнего зеркала, я безучастно глядел, как на холодную амальгаму капают по одной красные капли. Надо же, я ещё жив.

Кристина, Кристина…

Не желая запачкать белоснежные клавиши органа, я ополоснул кровоточащие пальцы в ледяной воде подземного озера, после чего уселся за инструмент. «Торжествующий Дон Хуан»…

Я пробегал саднящими пальцами по клавишам, извлекая из металлических труб новые и новые звуки, ноты и аккорды. Раньше, стоило мне лишь прикоснуться к какому-нибудь музыкальному инструменту…

Кристина, Кристина…

…как из моей головы со страшным, больше похожим на искажённый череп, лицом, улетучивались все горестные мысли.

Например, в тот день, когда я, поздравив мою бедную мать с Рождеством, наивно попытался поцеловать её, а она отвернулась и швырнула мне мою маску. Хоть это случалось уже не в первый раз, но в тот момент я расстроился до слёз, стоял посреди разряженной к празднику комнаты и плакал. Без рыданий, как всегда. Я уже даже не спрашивал у матери «За что?». За моё лицо, за мои жуткие глаза мертвеца со слезами живого человека в них.

Потом я повернулся к матери спиной, набросил на плечи пальто, а шею и лицо до самых глаз обмотал длинным белым шарфом. Конечно, этот шарф был куплен у женщины, державшей небольшой магазинчик одежды на углу улицы. Моя бедная мать никогда не вязала мне ни шарфов, ни варежек, как делали это другие матери свои детям, сидя вечерами у каминов.

Надев в тот день шарф, я вышел из дому. На улице было хорошо. Шёл снег, густой молочно-белой пеленой скрывавший от моих глаз шпили далёкой часовни. Но перезвон колоколов донёсся до моих ушей отчётливо.

Я брёл по каким-то узким улочкам, сам не зная, куда. Что хотел отыскать? Но всё же я нашёл то, что хотел. В одном тупичке, под горящим кованым фонарём одиноко стояло пианино со свежей шапкой снега на крышке. Да, стояло прямо на улице, представляете?

Немного опешив от увиденного, я огляделся по сторонам в поисках хозяина инструмента, но переулок был тих и пуст. Только несколько окон окружающих домов были озарены тёплыми огнями ламп. И глядя на эти окна, я вдруг почувствовал такой острый приступ одиночества, что представить нельзя. В глазах снова защипало, а в горло будто вогнали винную пробку. Тогда я, не дав себе снова заплакать, осторожно поднял обшарпанную крышку пианино и провёл замерзши пальцами по чёрно-белым клавишам, нажал на одну, на другую и заиграл. Весь вид инструмента говорил о том, что он стоит здесь уже не первый месяц, но поистине удивительным было то, что звучание осталось практически идеальным, без единой фальшивой ноты. Я играл и всё думал, как же такое возможно?

Вдруг над самой моей головой раздался скрип несмазанных оконных петель. Я быстро отпрыгнул от пианино и задрал голову. Окно второго этажа было распахнуто настежь, и оттуда, придерживая скрипучую раму рукой, выглядывала девчушка лет пяти. Уж не знаю, как ей удалось совладать с оконными задвижками.

- Ты кто? – спросила девочка, с интересом меня рассматривая.

Я не сообразил, что же мне ответить, только натянул шарф повыше, до глаз.

-Сью, немедленно закрой окно! – раздался строгий и встревоженный женский голос – Зачем ты его открыла? Ты же можешь простыть!

- Извини, мне пора, - сказала девчушка, отряхивая с тёмных волос комочки снега.

Окно со скрипом закрылось.

И вот сейчас, спустя много лет, я сидел за органом и играл, играл, играл. Играл, вымещая в «Дон Хуане» всю свою боль, отчаяние, обиду, тяжесть, пустоту.

Кристина, Кристина…

Не знаю, сколько времени я играл. Наверное, очень долго, потому что пальцы уже начинало сводить. Сколько же часов прошло? Впрочем, это не так важно.

Ужасно хотелось спать.

Войдя в комнату в стиле Луи-Филиппа…

Кристина, Кристина…

…я упал на диван. Жутко хотелось спать, но сон Морфей всё не спешил ко мне. Временами мне казалось, что я вот-вот провалюсь в чёрные воды ночного забытья, но, увы.

Кристина, Кристина…

Мой ангел.

Вдруг я резко распахнул глаза, сорвал маску и, задыхаясь от внезапно накатившего ледяного ужаса, схватился за горло. Свечи в канделябрах почти догорели, и в комнате в стиле Луи-Филиппа царил густой полумрак.

Сказать по правде, в ту секунду мне показалось, что я больше не смогу вздохнуть. Трясясь от нервной дрожи, я подошёл к органу.

Кристина, Кристина…

…Только не так. Что угодно, что угодно, только не забирай, Боже, мою Музыку. Я был рождён без лица, потерял любимую, голос…

Я пытался, пытался играть до следующей ночи. Кисти рук ломило так, словно их прострелили из лука, но я всё ещё не прекращал попыток.

Мой «Дон Хуан», «Торжествующий Дон Хуан»…

Не могу играть. Боже, я больше не могу играть!

В бессильной ярости я вышел на берег подземного озера, размахнулся посильнее и запустил папку со свои творением в ледяную воду. Раздался короткий всплеск. Это утонула папка. А нотные записи, покружив несколько секунд в воздухе, коснулись воды и тоже пошли ко дну.

Кристина, Кристина…

Уж не знаю, как и где мне удалось найти силы жить дальше. Хотя, наверное, я и не жил, а просто был, существовал. Мне было как-то всё равно.

Кристина, Кристина…

Шли дни, складываясь в недели, и я начал замечать за собой кое-что. Мой мозг больше не мог сочинить ни одной мелодии. Да что там! Даже одного-единственного такта. И это убивало меня даже больше, чем уход Кристины с этим виконтом в обнимку.

Сидя в комнате и откинувшись на спинку кресла, я размышлял о том, что же теперь? Я лишился последнего – моей Музыки. И эта потеря была самой ужасной за всю мою жизнь. Кристина, казалось, забрала с собой всю мою способность создавать и чувствовать мелодии. Кристина! Прощу всё, всё, только верни мне её! Прошу тебя, верни!

Но никто не отвечал на мои мысленные мольбы, просьбы и страшные угрозы. Тишина.

И вдруг мои горькие размышления прервались, потому что я абсолютно чётко осознал, что нахожусь в комнате не один.

- Это ты, «дарога»? – не отрывая неподвижного взора от потолка, спросил я, но ответа не последовало.

Я выпрямился и огляделся, но никого не увидел. Однако ощущение чьего-то присутствия осталось.

- Кто здесь?

На мои плечи вдруг опустились чьи-то маленькие руки. Я вздрогнул и обернулся.

Позади, перегнувшись через подлокотник кресла в стиле Луи-Филиппа, стоял какой-то человек, чьего лица мне разглядеть не удавалось.

- Вы кто такой?

Незваный гость молчал, только обошел меня кругом, шурша плащом.

- Что Вы забыли в моём доме?

Странно, но я даже не вышел из себя, не был зол на молчаливого гостя, невесть как проникшего в мой дом. А человек в плаще меж тем, взял меня за руку и настойчиво потянул к органу. Я подчинился.

Вот так, в полном безмолвии, он осторожно усадил  меня за инструмент, а сам принялся что-то наигрывать.

Незваный таинственный гость играл так легко, но в то же время с такой вселенской мощью, что мне ничего не оставалось, кроме как восхищаться. Музыка лилась из труб, подчиняясь его пальцам, малейшим касаниям и невесомым прикосновениям.

Вдруг, сам не понимая, что делаю, я начал подыгрывать ему. Так мы и играли. В четыре руки с неизвестным гостем.

- Кто Вы такой? – вскричал я, когда человек, поплотнее запахнув плащ, направился к выходу.

Гость остановился, смерил меня взглядом, улыбнулся и медленно стянул с головы глубокий капюшон. Увидев лицо неизвестного, я так и сел от удивления. Это была та самая девочка, что много лет назад высунулась из окна со скрипучей рамой…

- Я - твой Ангел Музыки, Эрик…